Этапы трансформации

Ахвердова Елена Александровна, Кирилюк Инна Николаевна

Аннотация

В данной статье подымаются вопросы особенностей и закономерностей в работе юнгианского песочного терапевта с архетипическими образами и символами. Уделяется внимание взаимосвязи активного воображения и песочной игры. Проводится анализ разных теоретических взглядов на стадии песочной терапии в работе с детьми и взрослыми (Д. Калфф, Дж. Аллан, Э. Вейнриб). Описана клиническая презентация работы, где отражен развернутый процесс появления архетипических образов в песочных мирах. Приводятся размышления об алхимической метафоре создания аналитического пространства «laboratorium» и «oratorium».

Ключевые слова:

юнгианская песочная терапия, активное воображение, символическая игра, архетипические образы, стадии песочной терапии, отсроченная интерпретация, аналитическое пространство.

В данной статье мы хотим исследовать пространство песочного лотка как пространства активного воображения и способа самопознания. Активное воображение, которое разворачивается в песочном мире в защищенной и очерченной бортами реальности, несет не пустые фантазии, а попытки через символы вовлечь бессознательное в диалог с Эго. Юнг всегда поощрял своих пациентов к творчеству, к доверию своим рукам, глазам, ощущениям, к своей внутренней игре. Он сам исследовал свое собственное бессознательное разными путями. Он спроектировал себе уединенный дом в Боллингене, следуя своим внутренним потребностям, и, занимаясь своим собственным развитием, добавлял к нему различные пристройки. Юнг писал на стенах в Боллингене фрески; переписывал манускрипты на латыни и верхненемецком языке, иллюстрировал свои собственные рукописи и вырезал из камня. Но я бы хотела вспомнить, как Юнг пишет о «встрече-обнаружении» своего способа творить внутренний мир, доверяя себе - ребенку.

Юнг описывает в "Воспоминаниях, сновидениях и размышлениях", как он после разрыва с Фрейдом (1911/12) пребывал в глубоком кризисе. Он искал свое понимание и свои смыслы, искал в прошлом причины своей боли: «Я начал вспоминать всю свою жизнь, все подробности, особенно детские годы, надеясь в прошлом отыскать причину сегодняшней утраты душевного равновесия. Но эта ретроспектива ни к чему не привела, и мне пришлось расписаться в собственном бессилии. Тогда я сказал себе: "Раз уж я ничего не знаю, все, что мне остается, - это просто наблюдать за происходящим со мной". Таким образом, я намеренно предоставил свободу бессознательным импульсам.

Первое, что всплыло в памяти, это мои ощущения, когда мне было лет десять или одиннадцать. В то время я увлеченно играл в кубики. Хорошо помню, как строил из них замки и домики с воротами и круглыми арками из бутылок. Несколько позже строительным материалом стали обычные камни, когда я использовал грязь вместо раствора. Это увлечение длилось достаточно долго. Странно, но воспоминания оказались очень живыми, эмоциональными и вызвали множество ассоциаций.

"Вот оно что, - подумал я, - стало быть, все это еще имеет для меня значение. Маленький мальчик созидает нечто, живет творческой жизнью, и сейчас мне недостает именно этого… если я хотел восстановить эту связь, мне не оставалось ничего другого, как снова стать ребенком и безмятежно играть в свои детские игры. Этот экскурс в прошлое во многом повлиял на мою дальнейшую судьбу. После длительного внутреннего сопротивления я, в конце концов, вернулся к играм» [5].

Из таких детских опытов возникла техника «Активного воображения», которую Юнг описал намного позже в своих работах и следовал ей всю жизнь в исследовании своего внутреннего мира. Песочная игра может рассматриваться как особый случай активного воображения, если речь идет при этом о сознательной, принимающей внимательное участие, Эго-позиции. Эта установка важна, она обеспечивает действие трансцендентной функции.

Читая автобиографические строки, каждый раз можно встретиться с этим глубоким доверием к своей интуиции, которому учит нас Юнг. В описанном ранее отрывке воспоминаний Юнга я вижу действие архетипа Младенца (Вечного Дитя – Пуэра) и Старца-Мудреца (Сенекс). Эта внутренняя возможность сохранять связь с чем- то вечно живым и способным к творчеству: «Маленький мальчик созидает нечто, живет творческой жизнью» (Пуэр), а также способность это ценить и подчиняться: «После длительного внутреннего сопротивления я, в конце концов, вернулся к играм» (Сенекс). Можно думать о том, что именно связь с архетипом Пуэр/Сенекс, сделала возможным для Юнга сохранить это знание о творческой символической игре и активном воображении и вдохновить ею свою ученицу Дору Калфф.

Дора М. Калфф называла метод Sandplay «исцеляющим созданием картин», она говорила, что взаимодействие с песком и водой, с использованием миниатюрных фигурок позволяет выстроить мост между сознательным и бессознательным, рациональным и эмоциональным, физическим и духовным, вербальным и невербальным. Визуальная форма работы делает зримым то, что было заблокировано на вербальном уровне, снимая, таким образом, сопротивление психики, с которым мы сталкиваемся при вербальных методах работы. Песочная терапия открывает возможность выразить в результате регрессии очень ранний опыт довербальных переживаний, т.к. непосредственный контакт с песком может вызывать регрессивные переживания также пресимволического уровня. На этих этапах психика активизируется посредством символов и создания архетипических образов, затрагивающих содержание неосознаваемого.

В нашей статье мы бы хотели рассмотреть именно эти глубокие этапы погружения в свой пресимволический опыт, где может произойти рождение архетипических образов, которые несут новую трансформирующую энергию для Эго.

Анализ литературы обозначил некоторые особенности метода юнгианской песочной терапии, которые мы хотим описать. Песочная терапия создает условия, которые активизируют в сфере бессознательной психики стремление к исцелению. Формируются фантазии и образы, которые при символизации или конкретизации, т.е. при выражении в материальной форме обеспечивают психологическое развитие. Песочница служит «безопасным местом» для размещения проекций, тогда как символы и образы принимают форму «вместилищ» различных эмоций, обеспечивая тем самым возможность выражения чувств. При таком безопасном выражении в сфере бессознательного формируется динамическое состояние, и возникают новые образы (чувства), таким образом, становится возможность трансформации.

Юнг полагал, что установление терапевтического альянса и раппорта активизирует целительный потенциал, заложенный в человеческой психике. Он рассматривал этот потенциал как составную часть «архетипа самости», который ведет индивидуума к индивидуации или реализации потенциала.

При активизации с помощью терапевтического альянса архетип приводит пациента туда, куда пациенту необходимо было прийти. Например, в процессе применения игровой терапии дети нередко осуществляют спонтанную разработку предметов фантазии, которые имеют непосредственное отношение к их психологическим проблемам [1].

В исследовании Р. Амман указывается, что исцеление есть трансформационный процесс. Она помещает воображение в область, опосредующую взаимодействие психики и материала, разума и материи. Песочная терапия позволяет не оформившимся образам внутреннего имагинативного мира воображения выразиться конкретным, зримым способом [2].

Дора Калфф полагает, что символы олицетворяют внутренние, заряженные энергией представления о врожденных возможностях человека, проявление которых способствует эмоциональному развитию. Песочный лоток и терапевтические отношения создают «безопасное и защищенное пространство». Из высказываний Доры Калфф: «Обычно, когда ребенок приходит - он чувствует себя незащищенным. Мы стараемся дать ребенку внутреннюю защищенность. Она растет, когда ребенок регулярно выражает себя в этом свободном и защищенном пространстве. Даже при негативном влиянии дома и в школе, он продолжает ощущать себя защищенным» [3].

Обобщая описанные выше характеристики, можно сказать, что в песочной терапии процесс разворачивается, в большей связи, с доступом к материалу бессознательного. Следуя Хиллману, в песочной игре как и в активном воображении, большее значение приобретает экспериментальная тенденция, нежели интеллектуальная, словами Юнга: «Важнее позволить этим персонажам и образам быть теми, чем они были для меня в то время – то есть событиями и переживаниями» [5].

Эти особенности накладывают свой отпечаток на процесс интерпретации песочных миров и обозначают специфику работы. Значение песочных построений обычно не интерпретируется в ходе терапевтического процесса, поскольку это могло бы подорвать свободное и спонтанное использование объектов и сорвать весь процесс. Дора Калфф предостерегает от применения интерпретаций: «Суть терапии заключается в том, что игру с песком нельзя интерпретировать. Консультант должен выполнять роль внимательного зрителя. Позиция консультанта – это «активное присутствие», а не руководство процессом» [2].

Продолжая эту линию понимания песочного процесса, известный песочный терапевт Эстелла Вейнриб пишет: «Терапевт слушает, наблюдает и принимает участие эмпатически и познавательно, по возможности меньше говоря. Однако, если терапевт не понимает стадии развития клиента и ее символического отражения, этот процесс будет только минимально эффективным. Глубокое понимание делает возможным бессловесный раппорт между терапевтом и клиентом. Терапевт на сознательном уровне знает то, что клиент чувствует неосознанно» [3].

Следующий важный вопрос относится к динамике и этапам, которые прослеживаются в песочной терапии. Процесс песочной терапии для каждого клиента происходит уникальным образом, отражающим индивидуальные особенности клиента. Но есть и общие тенденции, и схожие последовательности, которые описаны как стадии песочного терапевтического процесса.

Дора Калфф выделяет следующую динамику процессов в песочной терапии, она отмечает, что первые картины часто показывают ситуации, которые играют определенную роль в реальности. Но очень скоро появляются символы, которые указывают на внутренние проблемы ребенка. В процессе игры ребенок все более углубляется в себя и визуализирует всю ситуацию. Так выявляется полярность между его внутренним и внешним миром и объединяется в картину из песка.

Через какое-то время можем заметить признаки активизации Самости. Замкнутый круг - идеальное выражение целостности, самости. С появлением самости и осознания того, что из этого целого выделяется Эго, начинается трансформация психической энергии. Это проявляется в картинах обычно через изображение растений, через мир растений и животных. Здесь мы имеем дело с инстинктами и побуждениями, которые вначале могут проявляться как темные силы. Во время этой фазы развития наблюдается трансформация – деструктивные силы становятся конструктивными [1].

Еще один взгляд на динамику процесса принадлежит юнгианскому психотерапевту Джону Аллану. Динамика каждого ребенка имеет свой темп, определяемый характером психологической травмы, проблематики и силой Эго конкретного ребенка. Хотя и было отмечено существование общих моделей психологической динамики, тем не менее, одни дети начинают с формирования образов страдания, другие – с формирования образов компенсации и исцеления. Одни дети тратят много времени на создание мучительных образов, другие переходят непосредственно к образам исцеления (утратив потребность рассматривать страдание), а третьи «увязают» в многочисленных противоречиях между стремлением к росту и уничтожению [1].

Джон Аллан различает начальную фазу, рабочую и завершающую фазы терапии. На начальной фазе формируются терапевтические отношения, доверие, понимание, чувство защищенности. Первые картины демонстрируют как актуальные проблемы и внутренние конфликты ребенка, так и его защиты, а также дальнейшие перспективы работы.

В рабочей фазе могут последовательно несколько раз проходить три стадии: стадия хаоса, стадия борьбы и стадия разрешения. К стадии хаоса можно относить неструктурированные картины, которые строятся без дифференциации объектов. Иногда дети могут большое количество фигур буквально сваливать в поднос или высыпать туда и камешки, и бусины, и другие мелкие предметы, и все это смешивать с песком. Это выражение бессвязных, хаотичных импульсов, переполненность чувствами, эмоциональное затопление. Знание о том, что эта фаза будет какое-то время длиться, а потом закончится, помогает терапевту справляться с теми чувствами, которые обычно такая дезинтеграция вызывает. В это время может ухудшаться поведение ребенка, как в школе, так и дома, о чем важно предупредить родителей. Эта стадия отражает и объективизирует эмоциональное смятение и хаос, доминирующее в жизни ребенка. Другими словами, Эго ребенка находится во власти тревожных чувств. Терапевт полагается на тенденцию излечения психики, поддерживает клиента при всех трудностях и переживании аффекта. Знание о том, что хаос абсолютно необходим для терапии - и что это пройдет, помогает сопровождать клиента на этой фазе.

В фазе борьбы пациент приближается к самым глубоким слоям бессознательного. Основной конфликт становится все отчетливее, в картинах выражаются противоположности, чувствуется напряжение, и это должно разрешаться на другом уровне. В песке появляются воюющие армии, чудовища, или могут быть отражены опасные ситуации, бандиты, ведьмы, приведения или хищные животные, которые могут угрожать позитивным или слабым героям, либо же неистово уничтожать друг друга. Кроме войн и открытых конфликтов, к этой фазе могут быть отнесены пески с драматическим содержанием, что является выражением проблем, волнующих клиента. Также эта фаза может быть очень болезненна и трудна. Со временем напряжение в картинах спадает, тема становится неактуальной. Часто бывает найдены какие-то решения, выходы, о чем могут свидетельствовать истории, которые сопровождают создание песка. Это говорит нам о начале следующей стадии – разрешения.

На этой стадии жизнь возвращается в «нормальное русло». Между природой, людьми и ритмом повседневной жизни восстанавливаются порядок и равновесие. Животные находятся в привычной среде обитания. Ограды защищают овец и коров. Города и деревни пересекают ровные линии дорог. Деревья и сельскохозяйственные культуры приносят урожай. Могут быть и другие картины, но они все мирные, от них веет спокойствием и надежностью. Видимое поведение в домашней и школьной области может улучшаться, социальные контакты и интересы возрастают.

На завершающем этапе терапии часто дети теряют интерес к терапии, хотят ходить реже. Они начинают больше ценить возможность встречаться с друзьями, у них появляются другие интересы. «На завершающем этапе происходит сепарация от терапевта и подготовка к обычной жизни. Песочные картины демонстрируют готовность клиента к этому шагу.

Многие пациенты вспоминают о предшествовавших часах, которые частично резюмируются в ретроспективном взгляде» [1].

Эстелль Веенриб предлагала иное распределение и ставит другие основные вопросы, которые разворачиваются в стадиях песочной терапии. Э. Веенриб дает описание скорее хода взрослой терапии с опорой на аналитическую психологию К.Г. Юнга.

Она описывает первую стадию, где встречаются преимущественно реалистичные сцены, которые дают указания на проблемы и возможные решения.

Во второй фазе с возрастающей глубиной личного бессознательного, «тень» выступает в картинах. Песчаные картины имеют хаотичное качество, энергичны, проблемами и комплексами становятся отчетливыми.

В третьей фазе с более глубоким спуском в бессознательном психики оказывается «Самость» в центрированных картинах, противоположностях и религиозных символах. Это связано с эмоцией нуминозности и удивления. В результате соприкосновения с архетипическими энергиями возрастает чувство надежности и порядка, которое ставит под сомнение «Я» и его функции. Клиенты начинают чувствовать связь с ядром своей личности.

В четвертой фазе, после глубокого контакта с «Самостью» «Я» может проявляться в новой форме, часто как отдельная фигура, с которой пациент идентифицирует себя. Следующие картины более творческие и более организованы.

В пятой фазе разнополые фигуры и символы появляются как активация архетипов Animus и Anima. Также контрполовая дифференцировка связана с повышенной энергией [3].

Как мы видим, тремя авторами обобщены наблюдения и терапевтический опыт и прослеживаются закономерности стадий песочной игры. Эти закономерности и общие принципы обусловлены действием архетипов, которые констеллируют энергию бессознательного. Поэтому важно описать основные архетипические мотивы, которые проявляются в песочной терапии с детьми и взрослыми.

Контакт с архетипами может индуцировать в рамках песочной терапии глубокое целительное воздействие, в котором активизируются новые силы, что способствует разрешению проблем клиента. Манифестацию архетипа часто нужно узнавать по „numinosen“ атмосфере.

Соприкосновение с энергией материнского и отцовского архетипов могут иметь компенсаторное влияние при негативном материнском и негативном отцовском комплексах. Так дети с неблагополучным опытом, многократно создавая картины, выражающие кормление, заботу, защиту, усиливают действие архетипа, минимизируют и уравновешивают негативные переживания. Что позволяет им развиваться и увеличивать доверие к миру.

«Триада - ребенок, отец и мать играет в детской терапии особенную роль. Эту триаду можно назвать архетипом семьи» [3].

Узнают архетип семьи во многих песочных картинах по пристрастию детей к изображению семей, как человеческих, так и изображаемых при помощи других фигурок: семья животных, семья машинок, семья корабликов, семья деревьев, семья домиков и т.д. К архетипу семьи также можно отнести использование детьми фигурок святых, Девы Марии, Христа и младенца. Семейный архетип выражается также в манифестации «Самости»: напряжение противоположностей (родители) - («Самость») делает возможным появление третьего.

«Самость» является центральным архетипом. «Самость» - влечение или побуждение к осознанию и целостности личности. «Самость» несет в себе целительную тенденцию, которая проявляется и фиксируется при игре с песком, а так же в отношении с терапевтом. «Самость» побуждает индивида к полной реализации и развитию. Юнг именовал «Самость» «Богом внутри нас». Исцеление посредством процесса игры с песком есть не что иное, как приоткрытие в себе «Самости». Этот процесс часто стимулирует глубокий духовный опыт. Эго становится менее абсолютным в качестве центра личности. Оно признает, что находится внутри сознаваемого и неосознаваемого. Осуществление самости является результатом процесса индивидуации.

В следующей части статьи будет приведен случай, который, по нашему мнению, может иллюстрировать работу третьей фазы по Э. Веенриб: «Спуск на более глубокие слои психики, к бессознательному, где можно наблюдать «Самость» в центрированных картинах, противоположностях и нуминозных символах. Это связано с эмоцией нуминозности и удивления» [3]. На этой стадии мы видим, как картины приводят к быстрому проникновению в более глубокие слои личности, к архетипу «Тени», который открывает высвобождение архетипических энергий. Это погружение дает ощущение соприкосновения с «Самостью» через символы и образы. В литературе описывают: «Картины как хтонические, как будто пациент спустился в собственный ад и натолкнулся на сырые, неусмиренные и нецивилизованные энергии. Спуск идет глубоко вниз к «прикосновению к Самости». Пациент идет, таким образом, по дороге назад вплоть до uroborische matriarchale к фазе его детства, и при этом терапевт сопровождает его» [3].

Описание случая

Это работа была с молодой женщиной, она продолжила свой анализ после декретного отпуска. В ее жизни произошло важное событие – материнство, которое обозначило новый этап в ее жизни и в нашей работе. Я не задаюсь целью описать длительный и интересный процесс нашей совместной работы, я бы хотела описать этап в этом многолетнем пути. Этап, который для меня показал, как рождаются архетипические энергии, которые наполняют и направляют наше личное бессознательное. Также важно

сказать, что аналитическая работа проходила без использования песочной терапии, но клиентка всегда говорила, что чувствует: «Придет время и я буду строить пески». Именно это время я и хочу описать.

Клиентка была в тяжелых размышлениях о себе, в точке глубокого недоверия себе и своему опыту, основное внутреннее переживание, что она не хочет проявлять себя старым наученным способом, чувствует, что может быть в большем контакте с новым знанием о себе. На фоне вопросов к себе: « Кто я? Чего хочу? Чему доверяю в себе? Что истинно во мне?», она называла эти вопросы «честности», у нее появились панические и тревожные атаки, она стала задыхаться.

На следующей сессии клиентка с порога сказала, что будет работать с песком, что она знала об этом, идя на встречу.

Первая песочная картина (рис.1).

Клиентка строила всю сессию, не отрываясь ни на минуту, это был очень поглощающий процесс, она собирала весь песок в холм, снова и снова, потом шлифовала его поверхность снова и снова, и только потом, выбрала песок, и получилось отверстие-ход, а из песка образовался еще один маленький холмик. Она назвала этот песок «Скорлупой». Это было медитативное состояние, она сравнила его с холотропным дыханием. При взаимодействии с песком появился образ как видение, он разворачивался в активном воображении: «Я в горах, вокруг костра сидят мои женщины, это женщины моего рода, я это знала, хотя их лица не узнавала. Они мне давали белую силу. Это была инициация. Эти женщины меня поразили огромной силой. Я видела сам процесс, круг женщин, костер внутри, скалы вокруг, как Мандала». Клиентка говорила, что ощущение после работы с песком похожи на «как будто долго рыдала, вырыдалась, усталость, отданы силы». Когда она посмотрела на руки, то верхний слой кожи был стерт, ладошки были красные и «как бы обнаженные». Ощущение оголенных рук и дискомфорт Клиентка почувствовала только после окончания работы. Она говорила о глубоком внутреннем спокойствии и соединенности с чем-то глубоким. Она продолжала: «Песок помог сконцентрироваться на нем, а не на мне, или нас, или желании что-то донести». Эти «эгосные» затруднения отступили, и можно было быть рядом со свои ищущим ребенком.

Я была очень впечатлена этой работой и созданным образом, и самоотдачей, которую так искала моя клиентка, и с которой отдалась песочному процессу. Во время работы с песком у меня тоже проплывали образы: «живот беременной женщины», «пещера», «колодец». Когда я слушала рассказ, я видела ритуальный круг вокруг костра, обнесенный первозданными скалами, Мандалу, созданную природой. Песок и вода, как первоэлементы природы, давали возможность контакта для Клиентки с архетипическими образами. «Архетипы – это гипотетические универсальные первообразы, структурирующие коллективное бессознательное. Их отличают такие качества как нуминозность, бессознательность и автономность» [4]. Меня сопровождала сила эмоции, которую я почувствовала в этом взаимодействии. Это были сильные переживания, которые предшествуют Чему-то, я думала о словах Юнга, что любое реальное, внутреннее изменение имеет эмоциональный компонент: «Везде, где присутствуют сильные эмоции, можно говорить, что форму им придают архетипические образы. Они участвуют в любом распределении психической энергии» [5]. Я думала, что снятие первого слоя эпидермы – это символическое снятие защиты, обнажение, возникают образы рождения, перерождения. В юнгианской литературе описывают обнаженность, состояние «быть голым», как желание изменить свою Персону, отбросить притворства, это усиливает беззащитность, но в тоже время и искренность. Говорят, быть поставленным перед «голыми фактами», «голая правда». Оголять инстинкты, сексуальность (ладони – это прикосновение), которые являются частью «Истинности – Самости»; предавать свои подавленные устремления гласности. Эти символы направляли Клиентку к поиску нового рождения, она искала архетипическую мать.

Последовал сон, он приснился в ночь после сессии с песком.

Сон. «Я оказалась за рулем огромного грузовика. Это зима. На ногах у меня огромные носки. Я ногой не могу жать на педаль, как будто у меня слабая нога, и она соскальзывала с педали, носки мешали. Я не вижу дорогу. Я резко заворачиваю руль и понимаю, что там бетонная стена. Я знаю, что она спасет от наезда на других людей, остановит грузовик и меня, и особо не повредит, так как грузовик-автобус большой. От столкновения он переворачивается, кабина стоит, а задняя часть падает. Я выхожу из кабины и вижу, что машина лежит на снегу, а вниз пошел опасный спуск. Я смотрю на это все в недоумении: «Что это, как это?» Подъезжает машина и выходит мужчина с женщиной и предлагают мне снять носок, т.к. из-за него у меня нога соскальзывала, и я не смогла управлять машиной. Женщина говорит, что у меня все хорошо, нога не соскальзывает».

Если первый песок как скорлупа вобрал сильную тревогу, то сон помогал ее персонифицировать и перерабатывать, давал метафору жизненной ситуации клиентки. Думая о сне, она видела связи - огромный автобус-грузовик – это что-то защитное, что я создала в своей жизни. Это персона, которая разрослась и стала неуправляемой и опасной. Клиентка говорила: «Я очень испугана внутри – как в автобусе», это ей знакомое чувство, когда страшно нужно принимать рискованные решения. Она думала о странном переживании, когда ноги не срабатывают, в них нет необходимой силы, когда нельзя доверять глазам, они не видят дороги, и рукам, которые не могут переключить передачу, это как отказ тела помогать, быть опорой. Очень много было желания понять символ носка и соскальзывания, она привела сравнение, что нет сцепления носка и педали. Это соскальзывание как ее невозможность зацепить суть своей жизни. Огромное облегчение, что это смертоносное движение остановлено бетонной стеной, главное, что она была крепкой, выход из автобуса переживался как освобождение и возможность думать о происшедшем, опираться на свои ноги, стоять на земле. Диалог с женщиной виделся как процесс терапии, где есть понимание, что нужно снять, от чего освободиться, чтобы почувствовать сцепление. У меня родилась метафора, о снятии кожи на ладонях при построении первого песка, это как снятие носков во сне для полного контакта и ощущения с телом, инстинктом, собой.

Вторая песочная картина (рис.2).

У клиентки другие ощущения, хотелось рыхлить, взрыхлять, прощупывать, влиять на песок, много энергии вложено во взаимодействие с песком. Клиентка назвала его «Дерево с корнями» или «Крепость с бойницами». Этот песок требовал много жизненной энергии и труда, как на пахотной земле весной.

Мои наблюдения за этим процессом наполнили меня образами. Я видела, как женские руки месят тесто, интенсивно, с напором и отдачей, желая полного проникновения ингредиентов, также я видела нервные окончания со всеми ответвлениями и живой пульсацией. Пески имели свое влияние, и я тоже ощущала свое внутреннее пространство как контейнер, который принимал все образы, которые рождались, а способность осмыслять была отодвинута. Я думала что, как этот оголенный нерв, моя клиентка сейчас восприимчива к своему бессознательному. Эти два образа «Дерево с корнями» и «Крепость с бойницами» такие разные, остались со мной в тоже время связанными. Я думала, что это символическое отражение корней, которые уходят в род, и сцепляют, держат, как и крепость удерживает и отражает нападения (как скалы в видении).

Третья песочная картина (рис. 3).

Этот песок также, как и предыдущие, был построен в тишине и молчании, но энергия ощущалась другая – в пространстве летал Эрос. Движения были обладающие, напоминающие сексуальное взаимодействие, желание удовлетворения, интенсивность построения была близка к охваченности. Важно описать энергию песочного образа, так как я чувствовала, что это особое знакомство с силой своего желания и эмоции, со своей страстью к жизни, это очень наполняющее чувство. Закончив работу, клиентка сказала, что похоже на фаллос в профиль, «большой Фаллос». Она чувствовала сильный энергетический подъем, возбуждение, говорила об инстинктивных энергиях в интимной близости. Эти переживания были не похожи на ее личные ощущения интимных отношений и воспоминания о травматических рассказах ее матери о подробностях жизни с отцом. Далее возникли ассоциации с Пушкой и перешли в образ Горного Хребта или Оборонительной Стены. Уже осмысляя динамику создаваемых образов, хочется сказать метафорически: «Рождающихся из пучины бессознательного моря», я думала о том, что архетипические образы погружают нас через персональное бессознательное на тот глубинный уровень, который Юнг называл объективной психикой. Глубинный анализ проходит через идентификацию и проработку значимых изначальных образов, которые действуют на нас трансформирующе. Бессознательное посылает образ мужского начала как образ силы и защиты, так как личное бессознательное клиентки переполнено образами насилия и стыда. Такой поиск баланса и необходимой компенсации переживался на глубинном телесном уровне, можно наблюдать, как этот образ соединяет в себе и сознательное страдание, связанное с историей клиентки, и бессознательную компенсацию.

Четвертая песочная картина (рис.4).

Четвертый Песок вызвал воспоминание о первом песке «Дырка», так вспомнила и назвала его Клиентка. Она сказала, что первый и четвертый пески похожи, но это два совершенно разных ощущения от песка. Сейчас она видит образ «Горного колодца», он крепкий, глубокий, первозданный, там внутри, еще неведомо что. Опять последовал образ Активного воображения, Клиентка видела горный колодец на идеальном луге, этот луг очень важен сам по себе, это райский мир, где созданы идеальные условия для выращивания диковинных растений. Клиентка переживала сильное детское отчаяние: «Не забирайте у меня это райское место, я буду послушной и хорошей, только сохраните его для меня». Но она знала, что где-то рядом «зловещая вода», спокойная гладь и в этом спокойствие есть зловещая угроза, она сказала, что нужна палка и тогда она может спуститься к этой воде и ее исследовать, она чувствовала для себя это возможным. По завершению воображения Клиентка думала о двух мирах, которые существовали в ее жизни всегда - материнский и отцовский. Этот песок дал новое ощущение себя, она сказала: «Тот живущий бред, который всегда бубнит в моей голове, приобрел форму, высказан в своей первичной форме, я его услышала и отделилась от него, я в шаге». Она говорила об этом важном контакте слова, образа и ее самой. Клиентка ощущала себя эти встречи «взрослой», что ушло это раболепствующее чувство несоответствия, принижения себя в разных проявлениях, просьбах о помощи, как отмирала эта форма, появился голос «равный внутри». Она выразила это метафорически «сейчас как укреплены крепкие стенки колодца и можно достать что-то из него, не разрушив». Мы видим, что произошла трансформация дырка, как что-то пустое, зияющее, ненаполненное, приобрело образ колодца - источника воды, частого хода к сокровищам. Я очень четко чувствовала, ощущала телом то, о чем она говорит, те образы, которые она создавала. Позже я думала, с чем можно сравнить мое состояние во время песков, я не нашла аналогов. Сейчас осмысляя эту работу, спустя 3 года, я остановилась на описании поздней встречи Доры Калфф с преподавателем Дзен Судзуки. Эта встреча очень повлияла на формирование ее методологической позиции. Судзуки видел параллель песочной игры с практикой Дзен. Он связывал процесс индивидуации с понятием дзен-буддизма об озарении, в котором человек никогда не решит проблему личного «коана», или духовную проблему, и его поиск становится самоцелью. (Справка: «Коан» - специальная техника, разработанная дзенскими монахами для достижения просветления, состоит в том, что ученику задается вопрос, заведомо не имеющий рационального ответа). Дора Калфф писала, что со временем поняла, что пески не могут давать непосредственный ответ на вопрос, как в восточной мудрости ученик, который ищет мудрость, не получит непосредственный ответ на его вопрос, так и песок только отразит силу внутреннего мира в воображении» [3]. Опыт многолетней медитативной практики давал Доре Калфф способность не искать рациональные ответы, а видеть естественное течение жизни. Этот опыт мне много дал. Дал проживание созерцания и влияния воображения.

Пятая песочная картина (рис. 5).

Клиентка его назвала «Хребет, подымающийся из земли» или «Плавник кита, выходящий из морской пучины». Этот песок она назвала спонтанным, в смысле быстрым, и легким, и освобождающим что-то. Она связала этот образ со своими песками, они (пески), как плавники огромной рыбы всплывали из ее бессознательных глубин. Этот образ нес энергию прощания: «или подымается плавник из воды, а, может, уходит под воду…» так видела свой образ. Ко мне пришли строки А.С. Пушкина «Сказка о рыбаке и рыбке»

« Вот идет он к синему морю,

Видит – на море черная буря:

Так и вздулись сердитые волны,

Так и ходят, так и воем воют.

… Ничего не сказала рыбка,

Лишь хвостом по воде плеснула

И ушла в глубокое море».

Этот песочный мир, убегал как песочные часы безвозвратно, я так чувствовала. Работа была продолжена дальше в вербальной рамке, я сразу отметила то новое качество, с которым Клиентка пересела от песочницы в кресло, она была внимательна к себе, заинтересована, уверена, что «сцепление» есть. Хорошо отражает это новое ощущение слова Энн Уланов: «Прорыв к архетипическому уровню бессознательного, нахождение способов поддержания разговора, заполняющего промежуток между «эго» и «Самостью», охлаждает наш поток обвинений – и в адрес себя самого, и в адрес других. Мы встаем перед лицом самой жизни и ее прямых вопросов» [4]. Осмысление этих картин стало возможным только через год, когда они стали появляться в сновидениях и ассоциациях Клиентки, тогда была использована отсроченная интерпретация, которая применяется в песочной терапии.

В завершение хотелось бы высказать несколько размышлений.

Я хотела передать в описании созданных песков проявление и влияние на процесс терапии архетипических образов. Этот опыт больше связан с восприятием и проживанием, чем осмыслением, важно было наблюдать, куда ведет внутренняя жизнь, вектор этого направления. Полагаясь на теологический (синтетический) подход Юнга, задача не столько анализировать образы пациента, сколько побуждать его «создавать» образы и отслеживать их развитие. «При этом «Эго» как бы отходит в сторону, чтобы позволить бессознательным движениям и образам властвовать над сознательной психикой»[5]. Я чувствовала, как на меня влияет невозможность ментализировать, а только сопровождать и помещать в себя образы. Сейчас размышляя над опытом, мне важно найти теоретическую подоплеку для понимания аналитического пространства, которое было создано. Два аналитика уделяют особое внимание концепции аналитического пространства – Винникотт и Бион. Винникотт говорит об аналитическом пространстве как о переходном пространстве, то есть, лиминальном, как пороговом, между внутренним и внешним, это пространство иллюзий, творчества и бытия. Бион, связывает психическое пространство с контейнированием, с состоянием материнской погруженности в фантазии (reverie) – это внутренне пространство матери или аналитика способствует появлению у ребенка или анализанда способности мыслить и расти. Но эти концепции не передают в полной мере того процесса, который я наблюдала и участвовала. В большей мере отражает этот процесс юнгианская метафора, которую Юнг заимствовал у алхимиков. Самым важным в работе алхимиков было разделение между laboratorium («рабочим местом»), где проходили их эксперименты, и oratorium («местом для бесед»), которое служило психическим и физическим пространством для размышлений и медитаций о работе по трансформации. Оratorium стал внутренним и внешним temenos («священным местом») супервидения, в котором аналитик просматривает и может взглянуть со стороны на («SUPER-VIDET») свое субъективное ощущение пациента. Можно воспользоваться этой метафорой и сказать что oratorium (это temenos – место думания и контрпереноса) осуществлялось потом в отсроченной интерпретации и это важно отделить от места, где просто вещества влияют друг на друга и происходит трансформация, в нашем случае архетипические образы влияли на нас обеих и пространство между нами.

Архетипы участвуют в распределении психической энергии, их влияние можно наблюдать в узловые моменты человеческой жизни: рождение, взросление, брак, материнство, развод, смерть и т.д. «Архетипические образы, являются потенциалами, заложенными в индивидууме, ожидают своей реализации в личности, когда они облекутся в плоть личного опыта» [4]. В развитии личности важно помнить о необходимой дистанции Эго от архетипа и его поглощающего влияния. Эту необходимую и надежную дистанцию и контейнер может обеспечивать песочная терапия и терапевтическая рамка, тогда они могут привнести в сознание новые сферы для реализации, способствуя расширению и обогащению личности.

Литература

1. Аллан Д. Ландшафт детской души. Юнгианское консультирование в школах и клиниках /Перевод с англ. Д. Донца/ Под общ. ред. В.В. Зеленского. - М.: ПЕРСЭ, 2006. – 272 с.

2. В. Батня. Миры на песке. Песочная терапия. – Рига: «Izdevnieciba RaKa», 2010 – 291с.

3. Александр фон Гонтард. Теория и практика песочной терапии. – Германия, 2007 (Издательство ватт. KohlhammerGewidmet).

4. Кембриджское руководство по аналитической психологии. – М.: «Добросвет», 2000 – 477с.

5. К.Г. Юнг. Воспоминания, сновидения, размышления. – Киев: Air Land, 1994 – 496с.